cambria_1919

Собственно, это самое малое, чего можно требовать от театра - чтоб досидеть хотя бы до антракта.

Молодой Чехов, посещая различные зрелища в качестве штатного автора рубрики "Осколки московской жизни" (в журнале, который тоже назывался "Осколки"), сетовал:
"Никто так не нуждается в освежении, как наши сцены...
Атмосфера свинцовая, гнетущая.
Аршинная пыль, туман и скука.
Ходишь в театр, честное слово, только потому, что некуда больше ходить".

Сурово.
Надо сказать, что по долгу сотрудника "Осколков" Чехов бывал не только в серьёзных театрах, но и на развлекательных шоу.
Например, в саду "Эрмитаж"  "за рубль с четвертаком" вместе с другими москвичами он прослушал оперетку (где дамские шляпы  a la brigand - "разбойничьи", с лихим пером - благополучно заслоняли всем сзади сидящим и сцену, и все "эрмитажные солнца").

Входной билет давал также право послушать русский хор, увидеть гимнастов, а также некоего г-на Гулевича.
Это был артист разговорного жанра," именующий себя автором, но тем не менее рассказывающий анекдоты времён Антония и Клеопатры".
Выступал на собственной сцене и сам владелец "Эрмитажа" Михаил Лентовский, человек буйной фантазии и темперамента, актёр и куплетист, энтузиаст лёгкого жанра.
Однако юного Чехова совершенно не впечатлил Лентовский "с его палкой, цыганско-тирольским костюмом и волосатым декольте, напоминающим Навуходоносора в образе зверином".

К тому же дамы (сестра Маша?) пожаловались Чехову на безобразия в женском туалете "Эрмитажа".
Туалет как место отдыха был битком набит дамами лёгкого поведения, в основном рижскими и гамбургскими гражданками.
В этом своеобразном женском клубе "ни на минуту не умолкают цинические остроты, площадная ругань, жалобы на неудачи с этими "мушшчинами" и проч."

Оттаивал строгий юноша лишь на спектаклях Малого театра.
И вообще на любой хорошей пьесе.

Вот дают в частном Пушкинском театре "Гамлета".
Так себе дают.
Во всяком случае, Гамлет постоянно хнычет, ломается, шипит, точно гусак, и так пугается тени отца, что смотреть на него жалко.
Но Шекспир есть Шекспир.
Шекспир так хорош, что "никто не зевал и тоски не чувствовал...
Из театра никуда не тянуло.
Сиделось охотно".

Вот и секрет успеха!

Во времена этого Гамлета-гусака никто в зале и предположить не мог, что рядом с ними среди зрителей сидит человек, который определит театральные вкусы нового века (ждать которого ещё чуть ли не два десятка лет!) Освежит "сцены"!
Никто не подозревал, что этот скромный человек станет одним из столпов мировой драматургии.
Прямо через запятую с Шекспиром.
Теперь же всюду, где есть театр, ставят Чехова.
Да и в кино уже более 300 экранизаций чеховских сюжетов, и конца этому не видно.

Впрочем, юный Чехов, ругающий  "Эрмитаж", Лентовского и аршинную театральную пыль, уже написал свою первую пьесу.
Ещё гимназистом VII класса написал, в Таганроге.

Пьеса получилась огромная, на 170 страниц.
Там было сто пудов роковой любви, женщина, которая бросается под поезд, обманы, убийства и прочие страсти.
А также промотавшиеся отцы и неприкаянные дети, продажа шальной барыней имения и тихое провинциальное пьянство.
То есть вышла странная смесь нелепиц полудетской фантазии и "настоящего Чехова", которого тогда по сути ещё и не было.

Старший брат Антона Александр эту пьесу ругательски разругал. Довольно резонно разругал, автор особо не спорил.

Уже в Москве, два года спустя, пьеса была переделана и отдана для переписки младшему брату Мише. Тот во время работы искренне обмирал, переживая запутанные перепетии сюжета.
  .
Молодой автор решил, что пьеса стала недурна - и самонадеянно отправил её знаменитой М.Н. Ермоловой.
Ни много ни мало предложил актрисе поставить своё сочинение в её бенефис.

Ермолова пьесу вернула. Не понравилось.
Чехов огорчился. Разорвал свое произведение в мелкие клочки.
На глазах расстроенного Миши.

Впереди были другие пьесы. Потом начались и триумфы Чехова-драматурга.

А в 1920 году (спустя много лет после смерти Чехова) случилось невероятное.
Во время разборки невостребованных сейфов вкладчиков московского банка Русско-Азовского общества среди прочих вещей обнаружилась толстая рукопись - автограф неизвестной чеховской пьесы.
И старинный ридикюль голубого бисера, принадлежавший матери Чехова.
Сейф принадлежал сестре писателя Марии.

Новонайденный раритет оказался одним из вариантов той самой первой пьесы, причём с авторской правкой.
И даже с обращением к Ермоловой!

Оказывается, Чехов послал ей именно эту свою рукопись (а не аккуратно переписанное братом).
Рукопись была с многочисленными приписками и переделками, с перечёркиваниями и вклейками.
А также с обещанием поработать над текстом ещё.
Не удивительно, что столь сырое произведение великая актриса читать и тем более ставить не стала.

Пьесу опубликовали в 1923 году.
Назвали её "Безотцовщина" (как в переписке Чехова с братом Александром).
Теперь она идёт ещё и как "Платонов" - в бесконечных адаптациях и с разнообразными сокращениями.

Одна из самых популярных обработок  - "Неоконченная пьеса для механического пианино".
Под таким претенциозным (совсем не чеховским) названием вышел и знаменитый - возможно, лучший - фильм Никиты Михалкова.
Увидев фильм, всё  это страстно захотел играть на сцене Марчелло Мастрояни.
И сыграл.
И понеслось - у Михалкова.
Шумная слава, мировой успех, наполеоновские планы, наполеоновские же катастрофы - и в финале фильмы, на которых... сидится неохотно. Мягко говоря.

Есть в этой "совсем другой истории" вполне чеховская ирония. Острая, невесёлая и безжалостная.
Так что Чехов - это и про сегодня.

Этот Новый год, между прочим, будет юбилейным - он у нас сотый по новому стилю!

Стало быть, грядёт юбилей и Старого Нового года.
И его русские также отмечают (упорно и без всяких понуканий и поощрений сверху) ровно 100 лет.
С того же 1919 года.

Русские эмигранты не сговаривались с советскими гражданами, однако тоже праздновали оба Новых года.
Тэффи писала:
"Мы, русские, народ сговорчивый. Мы и стиль нуво отпразднуем, и своего не забудем. Мы бы и наш, и ихний, и евоный, и еёный. Мы - покладистые".

Точно! Судя по обилию свиных рыл, глядящих отовсюду с плакатов и витрин, и китайский Новый год тоже будет отмечен с размахом.
Хотя и заранее, не по китайскому календарю. А какая разница? Главное, повеселиться.

Конечно, в старину Новый год следовал за Рождеством, а не наоборот, и ёлку тоже наряжали к Рождеству.
Покладисто и с удовольствием приняли эту милую немецкую традицию.

Ёлка не сразу превратилась в арт-объект, в заботу декораторов.
Очень долго она была консервативна и махрово самодеятельна.
Она была не столько украшением интерьера, сколько чудо-деревом, на котором произрастали всевозможные праздничные подарки: орехи, пряники, конфеты, мелкие игрушки вроде туфелек для куклы или игрушечных жилетных часов.
Дары поувесистее - те, которых не вынесли бы хрупкие ёлочные лапы - располагались внизу, под сенью ветвей.

Даже удивительно, что индустрия ёлочных украшений развивалась довольно вяло.
Зато домашние приготовления к празднику были целым ритуалом:

"Было такое удовольствие готовить с папой разные украшения. Мы золотили орехи, клеили корзиночки и цепи из цветной бумаги, которыми обматывались все ветки.
И какая радость была зажечь нашу ёлку пороховой ниткой и глядеть, как по ней бежит огонёк, зажигает каждую свечку".

Так воспоминал художник-мирискусник Мстислав Добужинский (1875-1957), детские ёлки которого украшались тем, что в школах сейчас именуется поделками.

Может, это была бедная семья, у которой не хватало средств на покупку ёлочных украшений?
Кто этот папа, собственноручно золотящий орехи?
И повесивший на ёлку огнеопасную пороховую нить?
А папа тут у нас вполне солидный и обеспеченный господин - генерал-лейтенант от артиллерии.

Такая семейная предновогодняя идиллия наблюдалась во всяком доме.
Старинная педагогика поощряла детское трудолюбие и порицала праздность.
Девочки всех сословий, включая великих княжон, занимались рукоделием - шили, вышивали, даже штопали чулки и носки, что сейчас считается уделом нищебродов.
Мальчики выпиливали лобзиком. Переплетали книги (впрочем, и многие девочки это дело любили).
А уж делание новогодних украшений и вовсе было любимым занятием всех детей.

Но постепеннно бизнес сообразил: на том, что нужно всего лишь раз в году и потому кажется невыгодным, всё-таки можно хорошо заработать.
И вот появились магазинные игрушки - фигурки из папье-маше и ваты, тиснёные картонажи, восковые ангелы (одного такого жёлтого ангела трогательно воспел Вертинский).
Дутые игрушки из амальгамного стекла были тогда дороги и выглядели настоящим волшебством - так сияли.
Они были не такие невесомые, как теперь, зато не так легко разбивались. У меня есть один такой старинный тяжёленький серебристый шарик.
А стеклянные ёлочные бусы, оказывается, придумали у нас в России.

Конечно, детские поделки, часто неуклюжие, решительно меркли перед подобным великолепием. Постепенно их оттеснили на школьные и уличные ёлки. Но сейчас и там всё из магазина.

Что осталось от прежнего рукодельного декора?
Только вырезные бумажные снежинки, которые расклеивают на школьных окнах (иногда и дома).

Шли как-то мимо школы.
Сын показал на окна своего класса: "Мама, видишь самую некрасивую снежинку? Это моя".   

Когда студенту-медику Антону Чехову было всего 23 года, он был уже опытным писателем и журналистом.
Печатался всюду, где печатали.
Рассказы, рассказики, шутки. Фельетоны.

Печатался и в еженедельнике "Осколки".
Этот журнал "с карикатурами" советские критики обзывали рассадником мещанского зубоскальства, а современные признают самым либеральным юмористическим изданием тех лет.

В "Осколках" Чехов был колумнистом.
Вернее, сейчас бы так его назвали.
А писал молодой Чехов в каждый номер о всякой всячине из московского быта - о погоде, театре, женщинах, праздниках, городских событиях и пр.
Рубрика так и называлась - "Осколки московской жизни".

Писал Чехов непринуждённо, забавно и непосредственно.
То, что нужно для лёгкого чтения.

Правда, попадались темы, к которым молодой автор не мог относиться только с усмешкой весёлого наблюдателя.
Да и как можно было смеяться над выводами санитарной комиссии Городской думы?
Комиссия прошлась по заведениячм, где готовили  съестное.
И многое увидела
Тут уж в Чехове возмущённо заговорил не только потребитель, но и врач (почти врач - Чехов уже заканчивал курс).

Картина рейда комиссии получилась живописной, но неаппетитной.
Проверяющие были шокированы антисанитарией даже на знаменитых предприятиях:

"Чопорного, пахнущего духами французика Сиу они.. осрамили.
На его шоколатной фабрике они нашли такую нечисть, перед которой затыкали себе носы извозчичьи лошади.
Рабочие у него ходят в баню только в високосный год, рук никогда не моют, ходят в рогоже...
Приготовление шоколата, драже и духов, омовение невинных младенцев и разведение ваксы для чистки сапог производятся в одних и тех же посудинах.
Санитары нюхали и удивлялись, как это из такой вони могут выходить благовонные духзи и аппетитные печенья?"

Не чище было и у колбасников:

"У Генералова, этого миллионера, столько лет кормящего Москву сосисками, пирогами, свиными котлетами и проч., санитары нашли ещё более ужасное.
Осматривая его кухни и подвалы, они не снимали калош и вязли в грязи.
Около кадок с немытыми свиными кишками у миллионера приготовляются пастеты (паштеты тогда так называли - С.).
На пастеты с потолка сыплется плесень, с земляного пола идут вонючие испарения, пропитывая всё то, что с таким аппетитом кушают москвичи.
Посуда у него покрыта толстым слоем сала и грязи, рабочие хвастают, что из их рубах и панталон можно вытопить целые пуды сала".

Всё это вызывало отвращение и печальные мысли:

" А ранее думали, что если в Москве будет холера, то она нерпеменно начнётся с Хитрова рынка"...
Хитров рынок считался "дном Москвы", обиталищем босяков и рассадником заразы.

А насчёт холеры Чехов не ошибся!

Свои санитарные заметки он писал в 1883 году, а в 1892 году разразилась очередная эпидемия холеры.

Доктор Чехов становится санитарным врачом от земства Серпуховского уезда.
В его ведении 25 деревень, 4 фабрики и 1 монастырь.

Уже известный писатель, он не только лечит больных, но и наносит визиты местным богачам, собирая средства для постройки холерных бараков, закупки лекарств, дезинфицирующих средств.
"Я оказался превосходным нищим", - иронизирует он в письмах.

Пациенты были хоть и тёмными, малограмотными, но к врачам относились с доверием. "Бить, вероятно, нас не будут", - это Чехов вспомнил о холерных бунтах 1830-31 года.
Тогда обыватели считали, что врачи специально травят людей. Расправы с медиками случались часто.

Всё время Чехова осенью 1892 года было посвящено работе "на холере":

"С августа на 15 октября я записал у себя на карточках 500 больных; в общем принял, вероятно, не менее тысячи...
Когда узнаете из газет, что холера уже кончилась, то это значит, что я опять принялся за писанье. Пока же я сижу в земстве, не считайте меня литератором. Ловить зараз двух зайцев нельзя".

Хорошим ли врачом был Чехов?
Вполне на высоте тогдашних медицинских представлений.

Вот его совет желающим похудеть:

"От больших животов я потребляю захарьинское средство (Г.А Захарьин, известный тогда терапевт - С.), блестящее по результатам, но не всегда доступное силам лечущихся.
Средство это заключается в так называемой "молочной диете", при которой страждущий в течение 2-х недель не есть ничего, а чувство голода утоляет полустаканом молока.
Чай и кофе  можно, но насчёт прочего - беда.
Если хотите, Вы у себя на даче можете попробовать это средство.. Таннер ничего не ел 40 дней, а Вам придётся попоститься только 2 недели (на 2-ой неделе можно съесть котлетку)
Средство, повторяю, блестящее по результатам. Могущий вместити да вместит".

Это диета?
Жестковато.
Чем лечиться по доктору Чехову, лучше уж Чехова-писателя почитать.



 

В свете последних скандалов с оборзевшими чиновниками.

Всегда было любопытно, зачем официально выделяются деньги "на борьбу с коррупцией" и как, на что они тратятся.
На создание новых контор, кресел и мест для таких же чиновников?
На премии тем, кто отказался от взяток и сдал рвачей полиции?
На оплату агентуры?
Непонятно.

Но коррупция в той или иной форме возникает вместе с чиновничеством, госструктурами и налоговыми службами.
И в Древнем Египте это существовало.
Но так далеко лучше не заглядывать.
Попалось вот интересное про Ленина.

Сразу вынесем за скобки, хороший он был или плохой.
Главное, что был. Историческая личность, без которой ХХ век непонятен.
Политик до мозга костей.
Очень успешный, если посмотреть на биографию. Был в его карьере элемент везения? Невезения других лиц? Возможно.
Но история такова, какова она есть.
Ничего изменить уже нельзя.

Характер у Ленина был крайне горячий.
Снисхождения и милосердия к чуждым ему порокам он не имел.
Вот пишет он в мае 1918 года наркомюсту (министру юстиции)  Д.Курскому:

"Возмущён мягким приговором четверым сотрудникам Московской следственной комиссии, виновным во взятке и шантаже".

Дали этим взяточникам по 6 месяцев тюрьмы.
Последовал взрыв гнева Ленина, который предложил выгнать из партии судей, вынесших столь смехотворный (по его мнению) приговор.

А со взяточниками что делать?
Вот что:
"Необходимо тотчас, с демонстративной быстротой, внести законопрект, что наказания за взятку (лихоимство, подкуп, сводку для взятки и пр., и т.д.) должны быть не ниже 10 лет тюрьмы и, сверх того, 10 лет принудительных работ".
Круто.

Всяких подмазываний и себя любимого он тоже не выносил.
В том же 1918 году объявил строгий выговор В.Бонч-Бруевичу, управделами Совнаркома за то, что тот повысил ему, Ленину - как председателю Совнаркома -  жалованье с 500 до 800 руб.
Выговор "ввиду явной беззаконности этого повышения, произведённого вами самочинно в прямое нарушение декрета".

Надбавка Ленину была снята.
По декрету от 23 ноября 1917 года жалованье наркому давалось 500 рублей плюс по 100 рублей на каждого нетрудоспособног члена семьи.
Никаких нетрудоспособных иждивенцев Ленин в своей семье не усматривал - все работали и получали зарплату по месту службы.
Сам он, хотя всем руководил, зарабатывать больше наркома считал неэтичным и негодным.

Несмотря на строгости Ленина, чиновники - даже из бывших подпольщиков и вечных борцов - моментально обрастали пороками героев "Ревизора".

Ленин бесился и требовал:
" Циркулярно оповестить НКЮст (тот же наркомат юстиции), что коммунистов суды обязаны карать строже, чем некоммунистов.
За неисполнение этого нарсудьи и члены коллегии НКЮ подлежат изгнанию со службы.
P.S. Верх позора и безобразия: партия у власти защищает "своих" мерзавцев!"

Однако мерзавцы и не думали не униматься.

Накануне последней болезни в 1922 году Ленин, заваленый бесконечными жалобами "с мест", снова бушевал:

"Мы не умеем гласно судить за поганую волокиту: за это нас и Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих верёвках.
И я ещё не потерял надежны, что нас когда-нибудь за это поделом повесят".