cambria_1919

Слово - частный случай знака, мета-сигнал.
Бессмысленный звук, когда не знаешь языка.
Или море смыслов, если в курсе, что слово значит и для кого.

Спартанцы не слишком увлекались гуманитарными науками.
Они нажимали на физподготовку.
Самые немногословные из греков (которых римляне считали ботлтивыми), они и тупицами тоже не были.
Ценили мудрость и особый вид умственной гимнастики - умение вместить как можно больше смысла в наименьшее число слов.
Чем изумляли самых умелых ораторов и самых изощрённых философов.

Сократ о спартанце:
"Метнёт он, словно могучий стрелок, какое-нибудь точное изречение, краткое и сжатое, и собеседник кажется перед ним малым ребёнком".

Словом спартанцы не только  разили собеседника, но и защищали свою страну
В самом буквальном смысле.
Из немногословие - лаконичность (Спарта находится в Лаконии) - было мощным и угрожающим.
Предельно сжатая пружина.
Пугающе несгибаемая воля.
Оружие, смело разящее цель.

Когда Македония Филиппа и его сына Александра из захолустной провинции превратилась в неудержимо расширяющуюся империю (но империей, конечно, не называлась), вся Греция стала македонской, все города и царства подчинились македонцам.
Кроме Спарты.

Никаких исключений поначалу не предполагалось.
Царь Филипп, уже властитель Греции, отправил спартанцам послание с требованием сдаться.
Самим.
Испугаться и сдаться, не то хуже будет.
В его послании говорилось :"Если я захвачу Спарту силой, если сломаю её ворота и пробью тараном её стену, то беспощадно уничтожу её население".
От спартанцев пришёл ответ.
Он состоял из единственного слова
"Если".

И Филипп не стал брать Спарту.
Дело, конечно, не только в знаменитом ответе - но и не оценить его сосредоточенную мощь царь не мог.

Позже сын Филиппа Александр, завоеватель по натуре и философ по воспитанию, не мог не обратить взоры на уцелевшую Спарту.
Он тоже, как положено, отправил спартанцам ультиматум.

Вот как для детишек 18 века рассказывает эту знаменитую историю математик, профессор Морской академии Николай Курганов:
"Спартанцы на угрозительные письма царя Македонского  ответствовали двумя словами, написанными на большом листе:
"Ведь Дионисий в Коринфе".

У Курганова получилось всё же четыре слова, а не два, как у греков.
И выглядят они странно и загадочно.
Хотя Александр всё понял мгновенно.
Предельно лаконичные два слова были "вместо: вспомни ты о том, как Дионисий, за свою предерзость будучи изгнан из государства, отъехал в Коринф, где он завёл детское училище, переменя скипетр на лозу ради своего пропитания. Так-то и мы тебя до того ж приведём, ежели нам угрожать не перестанешь".

Вот что значат всего два слова.
Этот Дионисий, тиран Сиракуз, сицилийкого греческого города, потерпев поражение, оказался в бедственном положении и умер в нищете.
Правда, он-то как раз со Спартой не воевал, увлекался философией и даже пригласил ко двору великого Платона.
Также он уже в изгнании вполне приятельски встречался с отцом Александра, царём Филиппом.

Его падение, его переход от полной власти к учительской лозе, которой наказывали нерадивых школьников, казались древним очень жалкими.
Цицерон преподавание Дионисия считал не способом заработать кусок хлеба, а проявлением властолюбия, и ехидничал: "Тиран Дионисий, изгнанный из Сиракуз, в Коринфе учил малых детей - так не хотелось ему расставаться хоть с какой-то властью". Властью кого-то пороть, раз бывший тиран?

Известен и ещё один лаконичный ответ спартанцев на ультиматум Александра:"То, чего ты требуешь от нас, нет".
Чего нет?
Решения сдаться. Они не сдаюся.
Ещё чего нет? Ни богатой добычи (спартанцы не увлекались роскошью), ни славы для Александра.
Потому что свой поход царь затеял под мощным идеологическим прикрытием: он шёл на восток, чтобы отомстить персам за нападение и войну столетней давности.
А кто покрыл себя славой в битвах с персами сто лет назад?
Спартанцы.
Воюй лучше с персами, царь!

Что царь и сделал.
Повернул на Персию и далее к краю ойкумены.
И было ещё далеко до тех времён, когда Спарта пала и обезлюдела.
И когда знатные римляне, которые совершали модные в те времена туры по знаменитым местам - от пирамид до греческих долин - посещали то, что было некогда знаменитым  городом скупых на речи воинов.
Теперь город был невелик. Пастух там играл на свирели, крестьяне гнали скот на рынок.
Но тогдашние гиды ещё показывали приезжим могилу Леонида и портик, сложенный из трофеев, взятых в персидских войнах.

Ещё немного о Гончарове.
Об авторе неспешного "Обломова", о выносливом и наблюдательном путешественнике, об усердном чиновнике и спокойном, даже несколько флегматичном человеке.
Который смотрел на мир с умной, мягкой, отчасти скептической улыбкой.

Однако всякий человек устроен так сложно, что и у самых светлых и незлобивых найдутся  свои странные тени, свои  диковатые причуды, внезапно выглядывающие из потаённых уголков души.

Иван Александрович Гончаров  тоже имел свою неотвязную тень, свой пунктик.
Это всем нам известный Иван Сергеевич Тургенев.
Тоже классик.

Правда, когда писатели познакомились и начали дружески общаться, они не были ещё классиками, но оба уже начали писательскую карьеру. И мощно начали!
Тогда все авторы молодого "Современника" часто собирались за чайным столом и бесконечно говорили о жизни и литературе.

Один из таких разговоров ок. 1855 года стал роковым.
Его запомнил Гончаров.
Он потом утверждал, что рассказал Тургеневу сюжет своего будущего романа: молодой человек приезжает в сельское поместье, встречает прелестную девушку, внучку старосветской колоритной старушки. Молодой человек в девушку влюбляется, но роман не задаётся. Влюблённые расстаются. Героиня, кажется, собирается уйти в монастырь. Или выходит замуж за другого?

Вечер завершился, писатели разъехались.
А в 1858 году вышел в свет роман Тургенева "Дворянское гнездо", вызвавший восторг публики.
Гончаров, прочитав роман, пришёл в ужас - Тургенев использовал его сюжет! Он негодяй! Он плагиатор!

Надо сказать, что собственный роман на похожий сюжет (это "Обрыв") Гончаров ещё далеко не закончил, и публика его не знала.
Но гневу писателя не было предела.
Он выступил против Тургенева с обвинениями в литературной краже.
Тургенев опешил.

Надо сказать, что, несмотря на мягкость характера и светские манеры, Тургенев умудрился перессориться и разойтись со многими знакомцами молодости - и с Некрасовым, и со Львом Толстым (дело дошло до вызова на дуэль), и с Достоевским.

И вот теперь взорвался возмущением Гончаров.
Во всеуслышание он заявил:
"Не зёрнышко взял он у меня, а взял лучшие места, перлы и сыграл на своей лире; если б взял он содержание, тогда бы ничего, а он взял подробности, искры поэзии, например, всходы новой жизни на развалинах старой, историю предков, местность сада, черты моей старушки - нельзя не кипеть".

Кипение дошло до того, что сын купца Гончаров решился вызвать Тургенева на дуэль!
Тургенев, враг архаичного и нелепого обычая дуэлей (чего не скрывал и в своих произведениях), совсем не желал стреляться.
И вины своей не признал - давний разговор с Гончаровым помнил слабо, подробности тем более изгладились из памяти.
А если что-то случайно запомнилось или совпало, то неудивительно: сюжет уж очень распространённый.

Литературный мир тоже был шокирован претензиями Гончарова.
Насмешкам и пересудам не было конца.

Однако Гончаров упорно настаивал на наказании и остракизме плагиатора.
И - к барьеру!
Обескураженный и изумлённый Тургенев вместо дуэли согласился подвергнуть свои прегрешения  разбирательству третейского суда писателей.
Заседание суда состоялось в 1860 году.

Судьями стали писатели Анненков и Дружинин и критики Никитенко (кстати, близкий друг Гончарова) и Дудышкин.
Слушалось дело "Иван Гончаров против Ивана Тургенева".

Решение суда оказалось весьма разумным: никто не виноват, оба писателя крупные мастера прозы, и все совпадения в их произведениях не более чем выражение типичных коллизий тогдашней российской жизни.
Даже странно, что судьи не вспомнили, что похожий сюжет был ещё у Пушкина в "Евгении Онегине" (я называю такую распространённую сюжетную схему "приехал-уехал").

Решение третейского суда Гончарова разочаровало и обидело.
С Тургеневым он не только прервал дружеские и любые иные отношения, но даже не раскланивался при случайной встрече.

С годами уверенность в том, что Тургенев его обокрал, приобрела у Гончарова явно патологические формы.
В нём укрепилось убеждение, что Тургенев вообще все свои вещи списал у него и не только сам пользуется, но и свои приятелям - европейским писателям - сбывает гончаровские идеи.

Вот образчик его - не побоимся этого слова -  бреда:

"Если б я не пересказал своего "Обрыва" целиком и подробно Тургеневу, то не было бы на свете - ни "Дворянского гнезда",  "Накануне", "Отцов и детей" и "Дыма" в нашей литературе (это всё романы Тургенева - С,), ни "Дачи на Рейне " в немецкой ( роман немецкого писателя Бертольда Ауэрбаха) , ни "Madame Bovary" и "Education sentimentale" во французской (т.е. "Мадам Бовари" и "Воспитания чувств" Флобера - С.), а, может быть, и многих других произведений, которых я не читал и не знаю".
Даже так!

В этом дичайшем убеждении Гончаров оставался всю жизнь.
Во всех остальных отношениях он был вполне разумным и здравомыслящим человеком.

Тургенев в самом деле много общался с французскими, немецкими и английскими литераторами. Ничего ни у кого не воровал, ничего им не передавал, а в 1878 году был даже избран вице-президентом Международного конгресса литераторов в Париже.
Главной темой обсуждений конгресса (и вообще забот и тревог писателей) была проблема охраны авторского права.
Тогда только закладывались основы этого важного дела.

Но спор Тургенева и Гончарова - вообще имел ли он смысл?
И имеет ли теперь, когда существует международное законодательство по авторскому праву?

Ни малейшего!
Сюжет объектом авторского права не является.
Плагиатом признаётся полное текстуальное совпадение даже небольших фрагментов текста. И всё.
А сюжеты - кстати, их много меньше, чем писателей - каждый имеет право изложить, как умеет, как считает нужным.
Т.е. "сыграть на своей лире", что и делал Тургенев (даже если бы рассказ Гончарова произвёл на него сильное впечатление).

Иначе главным ворюгой был бы признан Шекспир.

Это имя помнят сейчас по знаменитой комедии "Бриллиантовая рука" - там так называется круизный корабль, на котором путешествуют Семён Семёныч Горбунков и Геша:
-"Михаил Светлов"! Цигель, цигель, ай-люлю!

Когда кино снималось, такого корабля в природе не было.
Зато все знали поэта Михаила Светлова.
И знали, что именно он написал.
"Гренада, Гренада, Гренада моя".

Это стихотворение в 1926 году, как сейчас сказали бы, взорвало... Интернета, естественно, не было... взорвало читающий на русском  языке мир, да.
Король метафоры Владимир Маяковский сразу вытвердил это очень простое, конкретное, "без причуд", стихотворение наизусть.
Читал на собственных поэтических вечерах - "вот как надо писать".
Читал его и себе самому, вполголоса, шагая по улице, постукивая тростью.
Гренада, Гренада, Гренада моя - печальная история, кавалерийски  гулкий ритм.

Бесконечно далёкая от Красной армии и жгучего солнца социализма Марина Цветаева в том же 1926 году писала Борису Пастернаку (этот роман в письмах стал самодостаточным произведением искусства):
"Передай Светлову, что его Гренада - мой любимый - чуть не сказала: мой лучший стих за все эти годы".

Между тем автору Гренады было тогда всего 23 года.
Он, сын мелкого ремесленника Арона Шейнкмана из Екатеринослава, радикально революционный юноша, всё-таки взял себе псевдоним не грозный, а весёлый. Светлов!
И человеком он был весёлым.

Хотя его самые знаменитые стихи - о войне и смерти.
"Гренада".
"Каховка" ("Каховка, Каховка - родная винтовка, горячая пуля, лети!")
В пару, но контрастом  к "Гренаде", где гибнет мечтатель-хохол, "чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать" - "Итальянец" 1943 года.
О смерти итальянского солдата под Моздоком.

Однако весёлому человеку надо было жить в невесёлые времена.
Светлов был левак. Ему не нравилась канцелярщина Союза писателей, ужасали абсурдные процессы над "врагами народа".
1930-е были  изнурительны и опасны.
Он потом  говорил Варламу Шаламову: "Я, может быть, плохой поэт, но я никогда ни на кого не донёс".

Это так. Светлов не доносил, но выжил - благодаря "Гренаде" и "Каховке", которые были слишком знамениты.
И благодаря собственной выдержке.
Должно быть, согласен был с позицией остроумца Шкловского: "Когда мы уступаем дорогу автобусу, мы делаем это не из вежливости".
Когда уже в 1950-годы в Союзе писателей работала комиссия по реабилитации репрессированных литераторов, Светлов одну из кандидатур защищал так: "Какие могут быть сомнения? Это я был троцкист, а этот человек просто писал книги".

Он и сам был знаменитым остроумцем, в другом роде, но не уступая Шкловскому.
Его меткие реплики передавались литераторами из уст в уста - как в театральных кругах расходились остроты Раневской.
Тяжко больной в конце жизни ("не надо комплиментов, я не живой классик, а чуть живой"), он не терпел как чопорного уныния, так и  развязности дурного вкуса.
Как-то к нему с распростёртыми объятиями бросился какой-то подвыпивший едва знакомый литератор:
- Миша, привет!
Светлов спокойно ответил:
- Зачем же так официально? Зовите меня просто: Михаил Аркадьевич.

Леонид Гайдай, как и многие люди его поколения, прекрасно знал стихи Светлова.
Это был его любимейший поэт.
Думаю, и шутки Светлова нравились. Гайдай вообще питал слабость к  эпохе 1920-х годов  - к немому кино, к тогдашней блистательной русской сатирической литературе (отсюда его трилогия - Ильф и Петров, Зощенко, Булгаков).
Потому во время съёмок в Сочи круизный четырёхпалубник "Россия", на котором снимались сцены путешествия,  режиссёр решил переименовать - в честь поэта.
Так на несколько дней бывшая немецкая "Патрия" (полученная после войны в качестве репарации), затем "Россия", стала зваться "Михаил Светлов".
Придумали и шутки - герой Миронова кричит иностранцам :"Это я, я Михаил Светлов!"
Цигель, цигель, ай-люлю!

Светлов бы оценил.

Опера снова в моде.
Относительной - поскольку новых опер всё-таки не пишут.
Или пишут такие, что быстро сходят со сцены.
Но классика перепевается бесконечно и отдаётся на заклание режиссёру, который придумывает что-то, чтобы старая музыка "стала ближе современному зрителю".

Лучше и надёжнее всего перенести действие в наши дни.
Прямо неудобно, если действие "Аиды" вдруг возьмёт и развернётся в Древнем Египте. А вот в Чечне или Колумбии - самое то.
Пусть в  наши дни и музыка иная, и иструменты не те, и поют иначе. Не говоря уж о том, что думают иначе.
Долой холщовые дворцы и бархатные штаны ("Долой рутину с оперных подмостков!" Ильфа и Петрова)

Видела сама, как моцартовский Дон Жуан/Дон Джованни (полный дядька в джинсах и в худи) проваливается в ад.
Удивило.
За что пострадал?
За банальные секс-онли встречи.
Половина зала (или больше?) - Дон Жуаны обоего пола.
И какой такой ад в наши дни?
То, что должно потрясать (и потрясало, когда хотя бы герои страшились преисподней), проходит вяло.
Подумаешь, куда-то свалился. Бытовая травма.

Музыка, конечно, в опере хороша.
Правда, когда она была новой, то не всегда казалась таковой.

В 1890 году  оперу Чайковского "Пиковая дама" увидели молодые ребята из "Мира искусства" во главе с Бенуа.
Они были так потрясены, что это во многом определило их вкусы (и удивительно совпало с их вкусами!)

А вот их младший современник Владимир Набоков терпеть не мог эту оперу.
Было ему обидно за Пушкина, сюжет которого переврали.
В "Евгении Онегине" сюжет не переврали - но всё равно терпеть не мог.
Были ему противны "авторы либретто (конкретно брат Чайковского Модест, Модя - С.), доверившие "Евгения Онегина" и "Пиковую даму" посредственной музыке Чайковского... Закон должен был вмешаться".

Вот так. "Посредственно" - до привлечения к ответственности!

Правда, Набоков в музыке не разбирался совершенно. Он разделял довольно грубые, но снобисткие художественные вкусы своих родителей.
Так, он ругательски ругает "пошлого Репина" и нежно вспоминает, что в петербургской их квартире висели изысканные акварели Бенуа.
Хотя сам Бенуа живописную мощь Репина очень ценил, а уж "Пиковую даму "... (см выше)

Ирония судьбы в том, что сын Набокова стал оперным певцом (бас) и выступал вместе с Паваротти.

Но автор "Лолиты" не без основания полагал,  что "становится трудно представить себе что-то более глупое, чем постановку "Евгения Онегина" и "Пиковой дамы" на сцене".

И дело не только в произволе либреттиста Моди Чайковского.
Оперные постановки часто шокировали визуальным несовершенством.
Слишком редко певцы соответствовали облику своих персонажей - даже если пели прекрасно. А если не прекрасно, то тем более шокировали.
Онегины с брюшком и тремя подбородками, пожилые Татьяны и несуразные Германы редкостью не были.
Случались и всевозможные оплошности по технической части.

Сцена дуэли в "Евгении Онегине", столь драматичная, предполагает выстрелы дуэлянтов и смерть Ленского.
Звук выстрела в старом театре достигался просто - специально поставленный за кулисами человек-шумовик лупил палкой по деревянному щиту.
Такой выстрел на контрасте с "посредственной" (гениальной) Чайковского звучал вполне убедительно.

Однако именно эта сцена вызвала к жизни множество баек, потому что точно "выстрелить" в нужный момент было непросто. Отлучился или зазевался шумовик, и вот уже актёрам приходится как-то выкручиваться.
Вместо трагедии - фарс.
Как в знаменитом театральном анекдоте про дуэль - "сапог отравлен".

Одна байка такая: когда пистолет Онегина не "выстрелил", певцы в замешательстве долго продолжали целиться.
Музыкальная кульминация надвигалась. Пора бы и умереть герою.
Что делать?
Ленский таки упал - не стоять же на сцене вечно.
Онегин от неожиданности забыл свою реплику "убит!" - и правильно сделал.
Потому что ситуацию взялся спасать бывалый бас, певший партию секунданта Зарецкого.
Он бросился к Ленскому и провозгласил речитативом: "Он умер от разрыва сердца",
Публика, прекрасно знавшая сюжет, была в шоке.

Ещё одна дуэль (та же, из "Онегина"), но в советском театре. Дело было на Украине.
В те годы было модно бутафорские пистолеты заменять стартовыми. Для большего правдоподобия. Их заряжали холостыми.

И вот дуэль.
Нерадивый реквизитор слабо забил заряд. Когда Онегин с соответствующей серьёзной миной выстрелил, из пистолета вывалился пыж.
Однако положенного звука хлопушки из-за кулис и тут не последовало.

Снова певцы не знали, что делать.
Ленский долго раздумывал, наконец прижал руку к сердцу, покачнулся и рухнул.
Только Онегин ринулся к "бездыханному телу", как послышалась "пальба" - шумовик вернулся из буфета и таки исполнил свой долг.
Тут уж не растерялся Онегин.
Повернувшись к кулисе, он пропел от себя :"Охотники стреляют где-то".
И далее по тексту.

Театральные байки хороши чем? Они абсолютная правда.
Так всё и было.

Пушкин родился в XVIII веке, в самом его конце.
Запомнить его не запомнил - но надышался его воздухом вдоволь в родительской библиотеке. Стало быть, был им воспитан.
Оттого всегда питал слабость к этой эпохе.
"Медный всадник", "Полтава", "Арап Петра Великого","Капитанская дочка" - всё это русское осьмнадцатое столетие, которое не поворачивается язык назвать галантным (как, скажем, европейское).
Оно галантным и не было.
Скорее живописным, неровным, удивляющим - и странным.

Пушкина занимали "странный Потёмкин", Емельян Пугачёв и "романтический император" Павел.
Многих людей того века он знал, некоторых с детства.
Друг его родителей И.И.Дмитриев прав, когда говорил, что они - родившиеся в начале царствования Екатерины -  были первым поколением сознательно образованных русских людей.
То есть интеллигентами в первом поколении.
А Пушкин - во втором.

Разумеется, блистательно талантливые и просвещённые люди бывали в России и ранее, но целое поколение читающих, мыслящих, знающих языки, интеллектуально развитых, увлечённых литературой  -  это случилось впервые.
Ещё их родители часто бывали нетверды в грамоте!

Наш любимый баснописец Иван Андреевич Крылов (1769 -1844) был из того самого первого поколения.
Судьба, как почти у всех тогда - образование случайное, бессистемное, скорее самообразование. В юности - служба в полку.
Литература (вначале чтение и переводы).
Успехи и гонения. Слава. Почтенная старость.

"Прямой был век покорности и страха" - уверял Чацкий, помните?
Но люди этоо века почему-то получились и вполне смелыми, и себе на уме.
Ещё "странными" - своевольными, своеобразными и несколько эксцентричными, что так нравилось Пушкину.
Было в них нечто барочное, причудливое.

Таков был и "дедушка Крылов", невозмутимым бронзовым увальнем восседающий в Летнем саду

Гениальные свои басни он начал писать уже зрелым человеком - да так, что этот жанр ,уже в те времена делавшийся старомодным, жанр засиял небывалыми красками. Они не потускнели до сих пор.
А до того сочинял стихи, пьесы, сатиры.
И просто жил.
Как считал нужным.

Некоторые странности его  знамениты. Например, чревоугодие (потому оставим это в стороне).
Перепады настроений и увлечений, обилие талантов и противоречивость этой натуры поразительны.

Только басен он написал 236 (то есть работал много, да и деньги были всегда нужны).
Однако часто впадал в меланхолию и предавался безудержной лени.
Это состояние могло настигнуть его в деревне, где он у кого-нибудь гостил - и тогда он смущал приезжих дам тем, что сидел на берегу пруда совершенно голым, с отросшей бородой, безучастный ко всему.

Но вдруг овладевала им какая-то внезапная страсть или фантазия, и тут удержу он не знал.
Как-то поразило его искусство жонглёра, который венком воркруг головы бросал и ловил 5-6 шариков.
Крылов заперся дома и начал неистово тренироваться. Наконец трюк у него получился!
И он тут же забросил мячики, чтобы больше к ним никогда не возвращаться.
А вот языки - французский, немецкий и итальянский - отлично сам освоил и не забывал.

Этот могучий и в старости грузный  человек обладал редким здоровьем.
Он был настоящим спортсменом.
Отлично плавал, особенно любил лежать на воде - и купался до петербургского ноября, когда ему приходилось плыть, разбивая тонкий лёд.

Превосходный математик, он не шутил, когда говорил Пушкину, что тяжёлая картина, висящая над диваном, никогда его, лежащего, не прибьёт, потому что он рассчитал траекторию её возможного падения.

Наверое, именно математические способности помогли ему не разориться в пух, играя в карты.
Карты долго были настоящей манией для будущего баснописца.
Играл он много и горячо. "Стыдно сознаться, я ездил по ярмаркам, чтобы отыскивать партнёров", - позже вспоминал он сам.
Дошло до того, что Крылову как опасному игроку было запрещено появляться в столицах.
Играл он отменно.
Игрой заработал 110 тысяч рублей (по тем временам сумма изрядная, а если грубо перевести на современные деньги - чуть ли не десятки теперешних миллионов).
Однако игру, поглощавшую всё время и портившую репутацию, пришлось бросить.
Получилось и это - что не всякому под силу.

Странный Крылов был любителем и знатоком хорошего тонкого белья.
Однако ко всем прочим предметам одежды он относился равнодушно и ничуть не заботился о благообразии внешнего вида.

Перчаток, столь необходимых всякому тогдашнему представителю хорошего общества, никогда не носил - да и не мёрзли у него руки.
Фрак был засален и вечно залит соусом, жилет тоже.
Как-то на званый обед к князю Голицыну Крылов явился вообще без жилета, хотя помнил, что вроде бы выехал при полном параде. Внезапно секретарь князя явился с крыловским жилетом, который поднял у подъезда.
Дело было зимой. Оказалось, едучи на обед, Крылов замёрз в карете (помните "холод, тесноту и темноту" кареты Наташи Ростовой?) Озябшие руки он вытащил из рукавов фрака и сунул греть под жилет.
У подъезда князя  Крылов фрак надел, а жилет сполз и выпал на улице. Крылов ничего не заметил
Но последовавшая находка жилета ничуть его не смутила.
В качестве носового платка он использовал всё, что под руку попадало, и вытаскивал в гостях из кармана, чтобы посморкаться, то чулок, то чепчик экономки.

Полнейший беспорядок царил и в его квартире.
А если учесть, что Крылов обожал животных и особенно птиц и любил, чтобы пернатые залетали кормиться к нему в комнату, можно представить, что творилось вокруг.

Получив как-то большой гонорар за издание басен, Крылов как-то решил покончить с домашней антисанитарией и потратил 10 тыс. рублей на самое модное обустройство и меблировку квартиры.
Была заказана мебель у Гамбса, появились дорогие  обои, всяческие безделушки.
Друзья были в восхищении.

Однако это великолепие царило лишь несколько дней - Крылов соскучился и распахнул окна, чтобы впустить знакомых голубей с Гостиного двора и покормить их.
И всё пошло по-прежнему - по кабинету порхают птицы, а Крылоов сидит на диване в их окружении, попыхивая неизменной сигарой (с этой слабостью он не боролся).
Наблюдать и слушать птиц - уже заморских - Крылов хаживал и на Биржу, где птах содержали в клетках.

Так что птицы (да и звери) в баснях Крылова не только олицетворение людских характеров. Они вдобавок и просто птицы и звери.
Знаменитый "Квартет" обычно трактуют как политическую аллегорию, но и характеры людей/зверей тут очень убедительны, каки взаимоотношения неумелых музыкантов.
Ведь сам Крылов обладал редкой музыкальностью и прекрасно играл на скрипке (тут и итальянский язык пригождался).
Играл и в квартетах - это был очень популярный вид домашнего музицирования.
Так что всё писано с натуры.

Известный противник всяческих светских условностей и замашек, Крылов очень сетовал, что не догадался о предстоящей дуэли Пушкина. Ведь он считал поэта гением и как человека тоже очень ценил.

Пушкин приехал к Крылову за день до гибели и был напряжённо-весел.
У Крылова была внебрачная дочь, которую он воспитал в пансионе, затем выдал замуж, и она жила с семьёй тут же, в крыловской квартире.
Пушкин играл с внучкой Крылова, нянчил её, напевал песенки - и вдруг торопливо простился и уехал совершенно расстроенным.
Должно быть, думал о судьбе своих детей.
Крылов потом часто сокрушался:
- О, если бы я мог предвидеть, Пушкин! Да я запер бы тебя  в моём кабинете, связал бы тебя верёвками! Если бы я знал!

И в самом деле жаль, что странный, могучий и своевольный Крылов не сделал этого. Он бы мог!